В очередной раз швырнув в нее кирпич, Герасим, невнятно мыча, взялся за весла и
описал на лодке широкий круг, укоризненно глядя на безмятежно лежащую в центре
окружности собачку. Му-Му меланхолично смотрела в небо и изредка немотивированно
шевелила левой задней лапой. Злобно плюнув в воду ("Не плюй в колодец...!" -
раздался было с небес звучный голос, но глухонемой не обратил на явное знамение
никакого внимания), Герасим пошарил на дне лодки и достал багор. Потыкал им в
серое мохнатое тельце, лениво бултыхающееся среди палок и веток.
- Ы-ы? - промычал он, что, надо думать, долженствовало означать: "Чертова
псина, ну сколько можно?". Му-Му перевернулась на живот и одним глазом
вопросительно посмотрела на хозяина.
Запас кирпичей, погруженных в лодку, был исчерпан. В нарушение всех законов
физики, тщедушная собачонка с привязанным к каждой лапе здоровенным куском
камня, лихо выгребала по глади озера, и даже не пыталась утонуть. Будь на месте
Герасима кто-то другой - хотя бы самый захудалый богослов - он бы непременно
задумался и вывел бы для себя ослепительную истину о неисповедимости путей
господних и все такое прочее. Но Герасим был простым крестьянином. Задумавшись,
он пришел к простому решению - проколоть собаку вилами. Для этого пришлось
грести к берегу.
Вилы нашлись в ближайшем овине. Не глядя на гуляющую туда-сюда по берегу
изрядную толпу жалостливо заламывающих руки зрителей, огромный мужик, заросший
сивыми нечесаными волосами, словно мамонт вломился внутрь, схватил инструмент и
прыгнул обратно в лодку. Герасима боялись, поэтому остановить его никто не
попытался, и только самые смелые кричали издалека: "Пошто животину тиранишь,
ирод?". Кричать было хорошо и удобно, все знали, что глухой как пень Герасим
этого даже не заметит.
Му-Му уже снова перевернулась на спину и плавала теперь мелкими кругами, для
интереса вихляя хвостом. Пущенные в нее могучей рукой вилы собачонку словно бы
раззадорили - она стремительно набрала приличную скорость, так что бурун стал
напоминать след лоцманского катера, и угрожающе таранила лодку лобастой головой
с развевающимися ушами.
Борт треснул и вогнулся внутрь. Хватая руками воздух, Герасим с истошным
мычаньем хлопнулся в воду.
Плавать он не умел, да вдобавок ко всему, еще и тяжелая, намокшая в воде собака
лезла к нему на плечи, больно стучала кирпичами по голове. Мычанье быстро
перешло в бульканье, потом в маленьком водовороте закружился рукав холстинной
рубахи - и Герасим исчез.
Утомившаяся Му-Му, отфыркиваясь, поплыла к берегу. Тяжело чавкая привязанными
кирпичами по скользкой глине, она выбралась на траву и принялась радостно
отряхиваться.
Народ на берегу молча поглядел на нее и, шепотом переругиваясь, разошелся по
своим делам. Один только слепой бродяга сидел на зеленом пригорке и дребезжащим
голосом тянул лазаря.
Смеркалось. |